Какова была игра Танеева?
Создав себе представление о Танееве — мудреце, учёном, чуть ли не педанте, легко вообразить исполнителя мудрого, «академического», зрелого и уравновешенного. Однако такое представление весьма далеко от истины. Танеев был исполнитель ярко темпераментный, игравший с большим увлечением и подъёмом, иногда даже слишком горячим, что приводило подчас к преувеличению силы и к некоторой торопливости ритма.
Во всяком случае, яркая, темпераментная игра Танеева, всегда безукоризненно законченная технически, неизменно захватывала слушателей и вызывала восторженный приём аудитории.
Нельзя не упомянуть также о том, что Танеев был замечательным чтецом нот с листа, свободно игравшим не только оркестровые партитуры, но и сложные многоголосные хоровые партитуры, написанные «в ключах», вплоть до ключей меццо-сопранового и баритонового.
Будучи совершенно исключительным музыкантом, Танеев в то же время был человеком необычайно и разносторонне образованным. Как музыкант, он поражал знанием литературы. Если ему нужно было в классе фуги привести какой-нибудь пример хоровой фуги, например фугу из оратории Генделя, он не задумываясь играл эту фугу наизусть, и таких хоровых фуг помнил много. Помню — однажды в Ясной Поляне, говоря со Львом Николаевичем о Бетховене, Сергей Иванович упомянул о его большом си-бемоль мажорном трио, сел за фортепиано и сыграл на память вторую часть трио (вариации), исполняя одновременно партии фортепиано и струнных, и сыграл превосходно.
Чем бы Танеев ни занимался, он подвергал изучаемое тщательному и глубокому анализу. В Ясной Поляне Сергей Иванович проводил лето в 1895 и 1896 гг. Я с Толстыми познакомился в 1896 г., летом 1896 и 1897 гг. бывал в ясной Поляне и проводил там много времени с Сергеем Ивановичем — как в музыкальном общении, так и в совместных прогулках и беседах. Мы неоднократно играли с ним Льву Николаевичу: исполняли фортепианные концерты, аккомпанировали друг другу, играли переложения для двух фортепиано различных произведений и, наконец, произведения специально для двух фортепиано публично» (А. Гольденвейзер. Из моих воспоминаний. «С. И. Танеев. Материалы и документы», т. 1, стр. 304).
Б. Яворский отмечал что в его игре сочетались «сдержанная серьёзность, монументальность, сосредоточенность мысли, возвышенность, нежность, прозрачность, светлая эмоциональная печаль, бурный эмоциональный протест» (Б. Яворский. Цит. Воспоминания). Пианизм Танеева с годами приобретал всё более суровые очертания «не протестовал даже против чрезмерной пылкости степень насыщения энергией, темпераментной активностью казалась у Танеева неиссякаемой» (Б. Яворский. Цит. Воспоминания).
В облике Танеева — исполнителя внимание исследователей также привлекает ещё одна своеобразная черта. По сравнению с такими пианистами как А. Рубинштейн, А. Есипова, К. Игумнов, — С. И. Танеев выступал немного.
Среди знатоков фортепианного исполнительства не было, пожалуй, ни одного, кто не признал бы артистическое искусство Танеева. Один из взыскательнейших судей — Р. В. Геника, в прошлом также ученик Николая Григорьевича Рубинштейна, писал о выступлении Танеева в Харькове в 1907 году: «Каждый раз, как слушаешь Танеева, жалеешь, что этот совершенно исключительный по своим достоинствам пианист так редко выступает. Я положительно затрудняюсь поставить наряду с Танеевым по благородству приёмов, красоте удара, по художественной простоте и правдивости, по уму и интересу передачи кого-либо из ныне живущих пианистов, которых мне приходилось слышать, например, д'Альбера, Зауэра, Гофмана и т. д.» (РМГ, 1907, № 17, страница 427).