Штокхаузен, несомненно, имел основания симпатизировать претензиям Люцифера. В 1978 году, когда проект Света находился в первой стадии своей подготовки, он сделал ряд фривольных замечаний в интервью Джиллу Пурсу. В нём он говорил об огромной трудности становления всего происходящего на Земле, где даже такая тривиальная работа, как переноска динамиков и установка музыкальной аппаратуры может занимать пять-шесть часов, и где так мало её обитателей слушают его музыку. «Здесь всё ужасно примитивно» — говорит он. Его основная характеристика Сириуса разительно контрастирует с вышесказанным: «Там всё есть музыка, живое искусство координации и гармонии вибраций». Музыка в куда более высоком смысле, чем на нашей планете — это высокоразвитое искусство, в котором каждая композиция рождается в связи с ритмами Природы. Интуитивно я часто ощущал, что был обучен на Сириусе и сюда пришёл с Сириуса. Но люди обычно смеются, не понимая этого, так что нет особого смысла об этом говорить.
Я же не вижу смысла смеяться. Напротив, я нахожу похвальным, что такой выдающийся человек, как Штокхаузен, рисковал своей репутацией, говоря такие слова, и не вижу причины не доверять ему. Музыканту, с его нетерпеливым ожиданием освобождения мира от конфликтов и материальности, делающей земную музыку столь трудоёмким и зачастую несовершенным делом, не нравится такой мир.
Гностицизм включает в себя и миф, и метод, а последний является гнозисом, или спасительным знанием, предполагающим вернуть нас к нашей духовной природе. Штокхаузен предлагает своей музыкой нечто большее, чем гностический метод, применяемый ко многим уровням восприятия в соответствии со способностью кандидата. Простая экспозиция его музыки присутствует и на самом низшем уровне, который он не особенно презирает. Ведь говорит же он о Германском павильоне на Всемирной Выставке 1970 года в Осаке, Япония, как об одном из наивысших взлётов своей жизни. Там его музыку транслировали ежедневно часами, так что её услышали около миллиона посетителей. Исходя из того метода, которым она сочинена, он утверждает, что его музыка оказывает на людей полезное воздействие, даже когда их внимание не сфокусировано на ней. Это напоминает мне одну буддийскую идею: просто слушать Благородные Истины буддизма, неважно, верите ли Вы в них, следуете им или нет — значит сеять семя, которое убережёт целое множество Ваших жизней от необязательного страдания.
На другом конце этой иерархии находится поклонник, изучающий интеллектуальное строение музыки Штокхаузена, а затем многократно слушающий её до тех пор, пока она не породит в нём то же самое интуитивное ощущение, которое большинство из нас выносило из фрагментов Моцарта или Баха. Делать так — значит наделять чувственностью динамику, тембры, обертоны и прочие аспекты звука, которые обычно проходят мимо ушей. В отдельный класс входят специалисты-постановщики, особенно компаньон Штокхаузена Сюзанна Стефенс, играющая на бассет-горне Евы во всех операх, и его сын Маркус, играющий Михаила в качестве трубача. Эти трудные роли словно созданы для них, а что касается почти всей музыки Штокхаузена, то она столь огромна, что мастер достигает почти сверхчеловеческой отточенности в способности слышать и в способности воспринимать время. Несомненно, такая отточенность влияет на восприятие и жизнь личности в целом.
Можно сделать вывод, что герметическая и музыкальная тропы являются параллельными путями к одной и той же цели и фактически исключают друг друга. Штокхаузен и его музыканты кажутся образцами людей, достигшими высшего духовного развития и реализации через музыку. Заманчиво порассуждать вместе с композитором о других мирах, где такого рода музыкальность — нормальный способ существования. Кажется почти несомненным то, что в бесконечной Вселенной такие миры могут существовать.